BnW — xenomorph

Про велосипеды. Я не помню, был ли у меня трехколесный велосипед. Наверное, был, просто не помню. Зато я точно помню, что у меня была шикарная советская детская машина на педальном приводе. Не знаю, где родители ее откопали. На ней можно было рулить рулем и ездить при помощи педалей. Последнее я, правда, так и не осилил. Педали были просто невероятно тугими. Вдобавок они были очень неудобно расположены, так что пол-оборота я еще мог сделать, а дальше они вставали в неудобное положение и прокрутить дальше я их не мог. Зато у машинки не было дна, так что решение было очевидным: можно было грести ногами о землю! Все бы ничего, только взрослые от этого со смеху укатывались. Дали ему машину с педалями, а он ее ногами елозит! Я был еще маленький и не мог объяснить, что попробовали бы они на моем месте покрутить эти сраные педали, да и мысль что-то объяснить вообще мне в голову не приходила: я смотрел на их реакцию и лишь понимал, что я все делаю неправильно. Года в четыре у меня появился маленький двухколесный велосипед. Ездить я на нем не умел. Поэтому мой дед, первоклассный токарь всея апшеронский завод лессельмаш, сделал для него training wheels. Но это я через много лет узнал, что они называются training wheels. Тогда они тоже как-то назывались, но я не помню, как. Так вот, на получившемся четырехколесном чудище я мог ездить. но проезжать больше тридцати метров отказывался. Эта херня грохочет, не едет нихрена, никакого удовольствия. Потом мне в руки попался такой же маленький двухколесный велосипед моей двоюродной сестры. В отличие от того, что был у меня, у него были большие, толстые шины. Я сел на него — и сразу поехал. Радости полные штаны: ехал и мне не верилось, что я не падаю на двух колесах. Так и ездил по улицам кругами, пока не надоело. За всем этим наблюдали пацаны с улицы. Говорили, что, дескать, наконец-то ты научился. «Наконец-то» — в том смысле, что теперь я буду с ними ездить. Вообще велосипед был у каждого пацана на улице. Как и полагается последнему уебищу, я научился ездить позже всех. Банда в пять человек доезжала до места, останавливалась, и каждый, остановившись, прокручивал педаль назад, чтобы потом было удобно трогаться: задних тормозов на этих махоньких великах не ставили. Хотя нет: помню, у кого-то таки был тормоз, и он очень расстраивался по этому поводу. Он не мог сделать это лихое движение ногой, сопровождавшееся щелканьем, и ему приходилось немного продвигать велосипед вперед. Вскоре мы все пересели на взрослые велосипеды. Ну как — «взрослые»... Мы их называли «взросляками», а на самом деле это были те же детские велосипеды, только побольше. Но они были не у всех. Кое-кому приходилось и правда ездить на взрослых велосипедах. Особым наказанием от судьбы была рама. «Рама» — это горизонтальная часть классической треугольной рамы, которая идет от сидушки (это я лет через пятнадцать узнал, что она называется «седло») до руля. Мы были маленькие, и даже если сесть на эту раму — ноги до педалей доставать не будут. Поэтому те, кому выпала нелегкая судьба ездить на таком агрегате, ехал сбоку от этой рамы, просунув тело в треугольник. У меня велосипед был хороший, но даже с полностью опущеной сидушкой ноги до педалей не доставали, поэтому я ездил стоя. Это меня совершенно не напрягало. Велосипед был у каждого. Отсутствие велосипеда являлось синонимом для ужасного детства. У моего сводного брата (когда меня еще и в проекте не было) велосипед уперли. На следующий день он пришел гулять с друзьями, как обычно, только без велосипеда. Все поехали, а он побежал за ними. Тетка посмотрела на это с облившимся кровью сердцем и на следующий день купила ему новый. Правда, потом целый месяц до следующей получки пришлось сидеть на каше. Потом велосипед утырили и у меня. Правда, произошло это при обстоятельствах, которые слегка затмили горе от кражи: велосипед украл один из зевак, который пришел посмотреть на то, как горит наш дом. Сгорел весь второй этаж вместе с крышей, сильно покорежило первый. Впрочем, хоть я и жил на пепелище, мысль о том, что у меня теперь еще и велосипеда нет радости мне не добавляла. Это было когда я учился во втором классе. Крышу восстановили очень быстро. Все соседи собрались на стройку. Зрелище со стороны было еще то: куча людей лазит, как муравьи, отовсюду стук, визг пил, мой отец изредка матерится. Случилась, правда, и беда: отец нечаянно ударил себе по морде заведенной бензопилой. Зрелище было еще то... Ну ничего, зажило — один шрамик остался. Что-то я отвлекся. Велосипеды. Через пару месяцев отец нашел вора, отпиздил и вернул велосипед. Я и не удивился даже. Когда я был маленький — я искренне верил, что отец знает все, умеет все и может все. Вор в целях конспирации перекрасил велик отвратительной половой краской, которая отваливалась кусками. В такой боевой расцветке он мне и прослужил до конца. На велосипедах просто катались. На велосипеде ездили в магазин, куда нас без конца посылали родители. На велосипеде ездили на речку купаться. На велосипеде ездили в окрестные хутора на рыбалку. На велосипеде ездили на дачи тырить клубнику. Часто организоывали экспедиции «вон на ту стройку» или еще куда. Ездить по дорогам было страшновато. Как-то раз я нашел кругленькое зеркальце с креплением на руль и сразу его поставил на свой велик. Теперь не надо было оборачиваться, услышав за спиной звук приближающеся машины и рисковать потерей равновесия, можно было просто взглянуть в зеркало! Ну а после этого я обычно съезжал на обочину. Если у кого-то по какой-то причине не было велосипеда — временно, либо одолжил кому, либо камеру заклеить надо — ездили вдвоем на одном. Удобнее всего было везти пассажира верхом на багажнике стоя. То есть ты сидишь, а он стоит сзади на багажнике ногами и руками упирается тебе в плечи. По ощущениям так было не тяжело. Меньше шансов свалиться где-нибудь на повороте. Не помню какого-либо серьезного техобслуживания, кроме замены камер. Ну, цепь подтянуть. Кто-то даже спицы крутил — для меня смысл этой процедуры остался непонятен. Да и вообще не помню каких-либо серьезных поломок. Иногда шишки в колесах появлялись. Дырявые камеры заклеивали каким-нибудь сраным «моментом» даже не обезжиривая. Иногда даже сырую резину клеили — я у отца утюжок специальный для этого брал. Сами да, падали часто, и всегда неожиданно, и всегда обидно, потому что катился ты со скоростью пешехода. Дыхание сбивается от падения, во рту вкус дорожной пыли, руки-ноги разбиты в кровь, пытаешься отдышаться, стонешь и чувствуешь, что сейчас заплачешь. И грустно чешешь домой. Разумеется, у нас всех было по две звезды на каждый велосипед. Исключением был только мой сосед напротив. Ему родители купили «скоростной велосипед». А мы толпились вокруг чудо-агрегата, пытаясь понять, как все эти переключалки должны работать. Катался на этом велосипеде тот сосед раз или два, и все. Не знаю, почему. Потом мы все повзрослели и ездить на велосипедах перестали. Потом я открыл для себя мир за пределами родной деревни и снова стал видеть велосипеды. И это меня приводило в ужас. Первый ужас я испытал тогда, когда увидел, как парень запихивает велосипед в лифт. Это выглядело страшно неуклюже, велосипед еле помещался, цеплялся, стучал о стенки. Мне стало жалко парня. Я мысленно представлял, как ему тяжело. Я-то в последний раз поднимал велосипед еще когда маленький был, да и велик был из цельнолитого чугуния, не то что сейчас. С другой стороны я, конечно, понимал, что что еще парню остается — не по лестнице же тащить? Дальше мне стало еще хуже. Я увидел, как парень закатывает этот велик в свою малюсенькую квартиру и загораживает им пол-коридора. Для меня это выглядело примерно так, будто сосед прошел в комнату и прямо посередине присел и с невозмутимым видом насрал на ковер. Нет, меня пугало не то, что у велосипеда шины грязные, меня пугал сам велосипед в доме. Я всю свою жизнь считал, что велосипед — это то, что ты закатываешь во двор, открыв калитку, и там бросаешь. Даже если собаки нет — все равно никто не тронет. Он же во дворе, а во двор чужие не заходят. Впрочем, к собакам в квартире я когда-то так же относился, а потом привык. Второй ужас я испытал увидев велосипедиста посреди московской пробки. Блядь, ездить на велосипеде рядом с машинами? Ну, ладно, ладно, это я точно чего-то не понимаю, пропустим это. Дальше у меня появились друзья в интернете, половина из которых оказалась неравнодушна к велосипедам. Это был ужас номер три. Я, э-эм, я узнал, что с велосипедом можно ебаться! Оказывается, надо считать километры и варить цепь в парафине, надо спорить о достоинствах разных переклюков, надо держать круду металлолами у себя в квартире... Обалдеть можно. Я всю жизнь считал, что велосипед — это что-то до предела простое, на чем ты приехал, бросил на асфальт и забыл. Даже выражение такое есть — «изобретать велосипед». А оказывается... Ну, ладно. Окончательно снесло крышу у меня тогда, когда я обнаружил, что все эти велосипедные фанатики считают себя... Э-э... Элитой? Элитой. Вот прямо так про себя и говорят. Это как-то совсем перевернуло мой мир. В своей родной деревне я иногда видел взрослых на велосипедах. Они всегда очень медленно и очень плавно ездят, спокойно перебирая педали. Ну и в общем-то это в ста процентах случаев означало, что перед тобой очень бедный человек. В смысле — небогатый. Ну вот бывают такие люди, которые бедные всю жизнь. Просто не научились по-другому и привыкли. Нет, никакого осуждения или отвращения мы к таким взрослым не испытывали. Мы их даже больше уважали. Им было интересно с нами возиться. Такие могли помочь смастерить что-нибудь. Один такой играл с нами в футбол. А тут какие-то агрессивные фанатики доказывают, что все, кто пользуется другим транспортом — быдло. Я и что думать не знал. Просто было очень странно. Это же всего лишь сраный велосипед! Ну езди на здоровье, если нравится, я, вон, тоже когда-то, но... Блин... Вот и все, что я думаю о велосипедах.