Приснилось, что мы сидим на очередной японоведческой конференции в РГГУ, докладчица рассказывает о хэйанских танка, которые начинал один человек, а заканчивал другой, и в частности пересказывает следующую историю. Жил молодой столичный чиновник Ватанабэ-но Такой-то, была у него несчастная любовь, за переживаниями он забросил службу, тут как раз грянули строгости, на него донесли, и в итоге угодил он в ссылку в Цукуси. Покидая осенним днём столицу, он произнёс три строки следующего содержания (во сне было и по-японски, и в переводе): «Алые листья особенно прекрасны, когда холода уже близки». И уехал, далее след его теряется. А вся Столица наперебой допридумывала к этим стихам две заключительные подходящие строки, и многие (включая осуждавших Ватанабэ за халатность) из-за этого позабросили свои служебные обязанности. Тут встаёт молоденький студент из слушателей и говорит: «Но ведь заключительные строки самого Ватанабэ-но такого-то известны, стихи кончались “И лист этого года — тот же, что прошлогодний”» (тоже и по-японски, и по-русски говорит – и очень складно выходит). Докладчица с большим интересом спрашивает, из какого источника он это знает, студент тушуется и скрывается. Но докладчица уже загорелась, мы тоже, после конференции мы отлавливаем этого студента Сякого-то (явно не столь блестящего, чтобы вот так с ходу сымпровизировать по-японски завершение стихов) и продолжаем расспросы. Он долго уклоняется, но потом говорит: — Просто я знаю, что с этим Ватанабэ было дальше. Следы его теряются, потому что в Цукуси он с горя стал монахом и сменил имя (студент сказал, на какое именно монашеское имя, но я не запомнил, буду и дальше звать героя Ватанабэ). Но он очень горевал о своей участи и задавался вопросом: что же такое он совершил в прошлой жизни, что сейчас всё вот так сложилось? Его урезонивали: «Прошлые жизни свои знают либо будды, либо звери!», но он не унимался. Наконец, ему сказали: «тут в горах живёт знаменитый подвижник-ямабуси, говорят, ему открылись его прошлые рождения». Ватанабэ отправляется на поиски отшельника и находит того: огромный, грозный, сидит то под водопадом, то меж пятью кострами и разговаривать с ним не хочет. Но бывший чиновник неустанно к нему приставал, хотя отшельник его уже и посохом колотил, и всячески гнал. Наконец, ямабуси говорит: «Да, я постиг свои прошлые рождения. Но с чего ты взял, что я знаю и твои тоже?» — Ватанабэ не отстаёт, отшельник говорит: «Хорошо, я действительно знаю, кем ты был и что с тобой случилось. И могу тебе открыть тот путь подвижничества и то тайное заклятие, которое позволит тебе вспомнить прошлые рождения. Только потом пожалеешь!» Ватанабэ кланяется, ямабуси открывает ему тайну и уходит, а тот начинает подвижничать. Тут студент незаметно переходит на повествование в первом лице: — И через несколько месяцев или лет я действительно вспомнил свою прежнюю жизнь: я был столичным чиновником из семьи Ватанабэ, звали меня Таким-то, служил я в царствование того же государя, что и в этой жизни, несчастно влюбился в ту же даму, был отставлен со службы, отправлен в ссылку, принял сан… В общем, у меня была точно та же жизнь, и вокруг всё было то же самое. А значит, нет ни прошлого, ни будущего, а только наши ложные представления о них, и самого Просветлённого на самом деле не было — есть только книги о нём и учение; и кто родился чиновником, тот и раньше рождался им же, и впредь будет, а кто родился улиткой, тот и раньше был улиткой, и впредь ею будет, и нет никакого воздаяния, и лист этого года – тот же, что прошлогодний! Всё это меня повергло в великую тоску, я стал искать того ямабуси, но он уже куда-то убрёл. Тогда я стал вспоминать: а что в прошлой жизни я сделал, узнав страшную правду? И вспомнил: я украл рыбацкую лодку, уплыл на материк, нашёл заморского мудреца-корейца, и он мне помог, как – вот этого уже не мог вспомнить. Так я и сделал, украл лодку, приплыл в Корею, стал искать мудреца. Это оказалось сложно, меня никто не понимал, я ходил и всем показывал имя мудреца, написанное на бумажке. Наконец, меня к нему направили. Он сидел у костра, шаман шаманом, в звериной шкуре и пёстрых лентах, с бубном и погремушками, и он меня понял. «Я могу провести обряд, который прояснит твои заблуждения, — сказал он. — Но чем ты заплатишь за это?» — «У меня ничего нет, только чужая лодка, два весла и монашеское одеяние». — «Лучше, чем ничего. Раздевайся, садись, слушай моё пение и бубен», — и начал петь, плясать и бить в бубен, а я слушал, пока не лишился чувств и не забыл всё. — И дальше, — продолжает студент Сякой-то, — всё у меня было нормально, я жил, учился в школе, поступил в этот вуз и ни о чём таком не думал, пока три года назад со мною не произошёл один случай, о котором я рассказывать не хочу, а то меня из университета выгонят. Но он помог мне вспомнить, кем я был раньше. И я вспомнил: я в прошлом рождении был студентом Сяким-то, родился в России в пору смуты, как раз когда обстреливали Белый дом, потом учился в школе, поступил в этот вуз, попал в неприятную историю, стал вспоминать свою прошлую жизнь – и вспомнил, и ещё вспомнил, что в прошлой жизни я знал доподлинно, что произошло с Ватанабэ-но Таким-то. Словно бы по опыту. И стихи я тоже помню, потому что помнил их в той жизни, и тогда тоже не удержался и закончил их на конференции». Окончательно запутавшись, мы спрашиваем, а помнит ли он, что с ним было (или будет) дальше и где он станет искать ямабуси. Сякой-то отвечает: — Да ямабуси у меня уже был, теперь мне в пору искать корейского шамана. Я нашёл — и найду его через три года, он правда кореец, из Казахстана, и встретимся мы с ним в одном сумасшедшем доме. А что будет дальше, я не помню. http://umbloo.livejournal.com/411364.html помесь Чехов-Акутагава-Пелевин