«Розги, карцер, клетка стали в Псковской тюрьме повседневным явлением. Приговаривали к розгам за то, что заключенные принадлежали к революционным партиям, за то, что они евреи, что не доносят на своих товарищей, за то, что смеют голодать и даже жаловаться на плохую пищу.
Избивали до потери сознания, избивали больных и здоровых, бросали в карцер, запирали в клетки, не давая по целым неделям даже скудной тюремной пищи, держа на хлебе и воде.
Ни протесты в виде голодовок, ни самоубийства заключенных, ни просьбы и жалобы, ни исполнение тюремного режима, ни голос русской зарубежной печати, ни протесты гуманитарных организаций Запада не изменяют системы уничтожения заключенных. Вера Фигнер в отчете парижского комитета помощи политзаключенным констатирует ухудшение положения заключенных в течение 1911 г.
Когда читаешь об истязаниях людей за попытку поделиться с товарищем щепоткою табаку, когда слышишь об избиении розгами сердечно-больных и чахоточных, обращаешь внимание, что без намека на вину со стороны заключенных их истязают.
В 1889 г., когда после истязания Надежды Сигиды заключенные посредством самоубийств протестовали против применения телесного наказания к политическим, власти повели следствие так, чтобы представить протест в виде возмущения телесным наказанием женщины, а не политзаключенных вообще.
Они готовы были в крайнем случае отказаться от порки женщин, лишь бы сохранить его по отношению к остальным. В настоящее время эта тенденция готова вновь повториться.»
Феликс Кон, апрель, 1912 г.
