В 1812 году, когда Наполеон приближался к Москве, власти внезапно вспомнили про народ и приняли меры по повышению патриотизма и лояльности населения. На государственные деньги была развёрнута широкая пропагандистская кампания. Один из примеров пропаганды тех времён, воззвание губернатора Москвы Фёдора Ростопчина:
«Дружеское послание от главнокомандующего в Москве к жителям ее.
Слава Богу, все у нас в Москве хорошо и спокойно! Хлеб не дорожает, и мясо дешевеет. Однако всем хочется, чтоб злодея побить, и то будет. Станем Богу молиться, да воинов снаряжать, да в армию их отправлять. А за нас пред Богом заступники: Божия Матерь и московские чудотворцы; пред светом – милосердный государь наш Александр Павлович, а пред супостаты – христолюбивое воинство; а чтоб скорее дело решить: государю угодить, Россию одолжить и Наполеону насолить, то должно иметь послушание, усердие и веру к словам начальников, и они рады с вами и жить, и умереть. Когда дело делать, я с вами; на войну идти, перед вами; а отдыхать, за вами. Не бойтесь ничего: нашла туча, да мы ее отдуем; все перемелется, мука будет; а берегитесь одного: пьяниц да дураков; они, распустя уши, шатаются, да и другим в уши врасплох надувают. Иной вздумает, что Наполеон за добром идет, а его дело кожу драть; обещает все, а выйдет ничего. Солдатам сулит фельдмаршальство, нищим — золотые горы, народу — свободу; а всех ловит за виски, да в тиски и пошлет на смерть: убьют либо там, либо тут. И для сего и прошу: если кто из наших или из чужих станет его выхвалять и сулить и то и другое, то, какой бы он ни был, за хохол да на съезжую! Тот, кто возьмет, тому честь, слава и награда; а кого возьмут, с тем я разделаюсь, хоть пяти пядей будь во лбу; мне на то и власть дана; и государь изволил приказать беречь матушку Москву; а кому ж беречь мать, как не деткам! Ей-Богу, братцы, государь на вас, как на Кремль, надеется, а я за вас присягнуть готов! Не введите в слово. А я верный слуга царский, русский барин и православный христианин. Вот моя и молитва: "Господи, Царю Небесный! Продли дни благочестиваго земного царя нашего! Продли благодать Твою на православную Россию, продли мужество христолюбиваго воинства, продли верность и любовь к отечеству православнаго русскаго народа! Направь стопы воинов на гибель врагов, просвети и укрепи их силою Животворящаго Креста, чело их охраняюща и сим знамением победиша».
Москва, 11 августа 1812 г.
Ф. Ростопчин
Такие воззвания распространялись среди жителей Москвы в виде своего рода афиш. По свидетельству очевидцев, они пользовались успехом. Живший в то время в Москве шведский студент Э.Г.Эрстрём писал:
По их прочтения люди чаще всего осеняют себя крестным знамением и пускаются в патриотические разговоры о защите Москвы.
Следствием чтения этих афиш явилось то, что были схвачены шпионы и задержаны подозреваемые. Теперь иностранцам отнюдь небезопасно ходить по улицам. Как только в толпе слышат нерусскую речь, или как кто-то говорит по-русски с акцентом, так сразу возникает опасность, что человека примут за француза. Уже немало людей подверглось на улицах избиению, а некоторых посадили в острог. Кое-кого простолюдины избили до смерти.
Сам Ростопчин — в высшей степени интересная личность. После убийства Павла I в его административной карьере случился перерыв, во время которого он пристрастился к литературным занятиям. Большая часть вышедших из-под его пера творений пропагандировали традиционные русские ценности и критиковали галломанию. Типичная цитата: «во французской всякой голове ветряная мельница, госпиталь и сумасшедший дом». В 1812 вызван из отставки и назначен военным губернатором Москвы, но при первом же шухере сбежал из города. Считается организатором знаменитого московского пожара (хотя официально он всячески отмазывался и даже в конце жизни написал заметки "Правда о московском пожаре", где возложил вину на мародёров и обывателей, но при этом сам же делал намёки, которые поддерживали его репутацию "русского Герострата"). Как и полагается русскому патриоту и ненавистнику всего французского, выйдя в отставку уехал в Европу и осел в Париже, периодически выезжая в Англию, Италию и Баден для лечения. В Москву вернулся только в 1823, а в 1826 умер.
