Как вы все знаете, в 1851–1854 годах Михаил Бакунин находился в заключении в Петропавловской крепости. В эти годы отчасти от отчаяния и безысходности, отчасти просто от нечего делать он написал на имя царя Николая I покаянную работу под названием "Исповедь", в которой изложил свои взгляды на судьбы империи и рассказал, как пришёл к идеям революционного движения. Надо сказать, если он надеялся на то, что царь, проникнувшись его раскаянием, помилует его и смягчит ему срок, то он здесь прогадал. Его переводили из крепости в крепость и отпустили только в 1857, уже при Александре II, отправив на вечное поселение в Сибирь — откуда он и сбежал. Как бы то ни было, в "Исповеди" он писал следующее:

Я спрашивал себя также: "Какая польза России в ее завое­ваниях? И если ей покорится полсвета, будет ли она тогда сча­стливее, вольнее, богаче? Будет даже сильнее? И не распадется ли могучее русское царство, и ныне уже столь пространное, почти необъятное, не распадется ли оно наконец, когда еще далее рас­пространит свои пределы? Где последняя цель его расширения? Что принесет оно порабощенным народам заместо похищенной независимости -- о свободе, просвещении и народном благоденствия и говорить нечего, -- разве только свою национальность, стеснен­ную рабством!
Но русская или вернее великороссийская нацио­нальности должна ли и может ли быть национальностью целого-мира? Может ли Западная Европа когда [либо] сделаться рус­скою языком, душою и сердцем? Могут ли даже все славянские племена сделаться русскими? Позабыть свой язык,--которого сама Малороссия не могла еще позабыть, -- свою литературу, свое родное просвещение, свой теплый дом, одним словом, для того чтобы совершенно потеряться и "слиться в русском море" по выраженью Пушкина? Что приобретут они, что приобретет сама Россия через такое насильственное смешение? Они--то же, что приобрела Белоруссия вследствие долгого подданства у Поль­ши: совершенное истощение и поглупение народа.
А Россия? Россия должна будет носить на плечах своих всю тяжесть сей необъятной, многосложной, насильственной централизации. Рос­сия сделается ненавистна всем прочим славянам так, как теперь она ненавистна полякам; будет не освободительницею, а притес­нительницею родной славянской семьи; их врагом против воли, насчет собственного благоденствия и насчет своей собственной свободы, и кончит наконец тем, что, ненавидимая всеми, сама себя возненавидит, не найдя в своих принужденных победах ни­чего кроме мучений и рабства. Убьет славян, убьет и себя! Таков ли должен быть конец едва только что начинающейся славян­ской жизни и славянской истории?"

Не прошло и ста лет, как всё сбылось. И сейчас, ещё 60 лет спустя, возвращается обратно.