Личное. Я испытываю желания как физическую боль и отношусь к любому желанию, как к болезни. Если хочу есть - я болен. Влюблен - болен. Ищу друга - болен. Хочется погулять или на выставку - я болен этим хотением. Любопытство - тоже болезнь. Я никогда не воспринимал наркоманию как «настоящую» болезнь, потому что она для меня всего частный гротескный случай обычного состояния организма. Но любопытно то, что обычно люди так не считают. На обществознании, например, мне преподавали потребности как истинные и ложные. К ложным относились наркотики, а к истинным - все другие влечения, естественные для выживания. Сейчас я знаю, что, по ощущению их телом и сознанием, истинные и ложные потребности одинаковы. Наркомания ощущается как любовь или даже вера. Ежедневно приходилось ставить какие-то цели, достигать их и видеть смысл в результате. Результат не просто лечил желание и обнулялся, а оставлял еще какие-то незнакомые чувства. Например, счастье. В этом был его, результата, самостоятельный смысл. А так, в жизни я никогда не видел смысла в естественных потребностях, потому что они приносили боль, а результат по их удовлетворения не приносил ничего, кроме облегчения боли. До наркомании у меня, вроде как, было все, что нужно для «хорошей жизни», да и сейчас иногда кто-то спросит мол, нахуя сторчался, ведь «все есть», ум и что-то еще. Отвечаю обстоятельно, но обычно меня не слушают. В конечном счете, стоило бы сказать так - а нахуй нужна человеку огромная коробка лекарств, если он никогда не болеет? Вот и я мечтал всегда только о том, чтобы перестать болеть желаниями. Я подумал, что если нельзя от них избавиться, то я хоть уменьшу их количество. Помните, как говорил Марк Рентон в начале комедии «На игле»? Выбирать жизнь - значит выбирать бездонную яму потребностей, но кому это нужно, если есть героин. Я нашел что еще посильней героина, но, к сожалению, естественные потребности в перспективе не убивались потребностью наркотика. Они отходили на пятый план по сравнению с субъективной важностью муток, но никуда не девались. Их не бывало только на марафонах. Я сидел в одной позе много часов, много дней не ел и не хотел ни глотка воды. Правда, было очень мучительно с этим заканчивать. После последней дозы надо было отвлечься от ломки, а я не мог ни есть, ни читать, ни спать. Зато нужно было возвращаться в обычную жизнь, к делам, которые проебались на марафоне, к сну на полу на притоне, к тому, что не осталось денег на лекарства, к операциям после абсцессов. Приход от мефа окупал все это, но моя главная надежда - убить истинные потребности одной ложной (по учебнику Обществознания) - не оправдалась. Может быть, мне надо было стать «конченным», тем, кто уже перешел черту и забил хуй на все. Я хотел таким быть, но блять не могу засыпать на голых досках, не могу терпеть боль, не могу молчать, не могу есть фригу, даже пить воду из чужой бутылки очень тяжело. Это не позволяет оптимизировать быт в соответствии с образом жизни. Про то, как изменяется сознание, я уже писал. У меня иногда бывает ощущение, что я схожу с ума до сих пор. Странные мысли, похожие на мысли детей, которые часами молча смотрят на свои игрушки, проигрывая диалоги между мишками в голове. Это контролируется, но люблю играть, чтобы нет. Самый частый вопрос, который задают наркоману - зачем? Я хотел, насколько возможно, разобраться с этим. Вспомнил слух, что песня Бумбокса «Вахтерам», оказывается, была не про несчастную любовь, а про наркоманов. В интернетах провели лингвистическое расследование сабжа, и чувак из группы Бумбокс в ответ на него загадочно запостил в комментариях фотку Боба Марли с косяком. Мне, как обычно, важна не истина, а чувство, поэтому строчка «вопрос извечный - зачем да почему» делает трек однозначно наркоманским. В школе под него целовался со своей первой девушкой в ее тачке. Мне было 15, ей 32, и она отказалась выйти за меня замуж. Ненавижу тупых взрослых. #музыка