букв** Он остановил меня на улице. Подошел, тронул за рукав и, воровато оглядевшись, тихо спросил: — Не купите? — Что именно? — не понял я. — Пятерочку… — Какую пятерочку? — Вот эту! — и протянул мне новенькую пятирублевую бумажку. — Фальшивая? — поинтересовался я. — Нет, почему… — обиделся он. — Самая настоящая… — А почем пятерочка? — спросил я, еще плохо понимая всю абсурдность такого вопроса. — За трешку отдам, — сказал он. Я испуганно посмотрел на него. Это был обыкновенный человек в темном пальто и шляпе. На носу сидели круглые очки, за очками были круглые глаза. Круглые и вроде бы очень честные глаза. «Розыгрыш! — подумал я. — Обыкновенный розыгрыш. Ну ладно, посмотрим, чем вся эта история кончится…». Я дал ему три рубля и взял себе пять. — Спасибо, — тихо сказал он. — Не стоит, — сказал я. — Всегда рад… Больше нет пятерочек? — Нет! — вздохнул он. — Пятерочек больше нет… Есть десяточка, но дорогая… — Почем? — заинтересовался я. — Семь рублей! — Он произнес эту цифру, испуганно глянул на меня и тут же поправился: — Ладно, отдам за шесть. — Идет! — сказал я и полез в кошелек. Я дал ему пятерку и рубль, он протянул мне десятирублевую бумажку. Я внимательно осмотрел ее. Десятка как десятка! Все водяные знаки, все линии на месте. Явно не фальшивая. «Что за черт?! — мысленно выругался я. — Ведь он же не пьяный…» — О, смотрите, у меня теперь есть пятерочка! — радостно воскликнул он. Вы же интересовались… Купите за трешницу? — Конечно! — согласился я, терпеливо ожидая, чем эта комедия закончится. Обмен состоялся. Я дал ему три, он мне — пять. — Трешниками не торгуете? – осведомился я. — А сколько за них дадите? — Да по рублю за трешник вроде бы в самый раз, — хрипло произнес я, чувствуя, что в горле появился какой–то комок. — С удовольствием, — обрадовался он. — Берите оба трешника. Он протянул мне шесть рублей и взял два. Его лицо светилось от счастья. — Я бы не продал, — сказал он, — но, как говорится, обстоятельства заставили: деньги нужны. В это время заскрипели тормоза и возле нас остановилась белая машина с красным крестом. Из нее вышли доктор и два молодых санитара. Увидев их, человек в шляпе как–то сразу сник, грустно вздохнул и пошел им навстречу. — Что же вы, голубчик? — с улыбкой сказал доктор. — Опять, значит? — Не могу! — хрипло крикнул человек в шляпе. — Не могу! И покорно сел в машину. — Возьмите! — сказал я и протянул доктору деньги. — Это его… Черт возьми, как я сразу не догадался, что это душевнобольной? — Острый психоз! — сказал доктор. — Депрессия! — Отчего это у него? — спросил я. — Писатель он, — сказал доктор. — Романист. Роман новый издал. Мыслей там на три копейки, а стоит книжка рубль восемьдесят… Вот его совесть и замучила… Гонорар распродает… — Бедняга! — вздохнул я и пошел прочь. Я шел по улице и смотрел себе под ноги. Настроение у меня было скверное. Все время вспоминались его круглые очки, за которыми были круглые глаза. И голос его вспоминался: тихий, чуть–чуть хрипловатый. И застенчивая улыбка. И еще почему–то вспомнился мой научно–исследовательский институт. И проблема, которую я разрабатываю. И премия, которую мне выдали в конце квартала. И сразу в груди что–то закололо, а в голове переливистым звоном зазвенел колокольчик. Я остановил первого попавшегося прохожего и, нащупав в кармане пятирублевую бумажку, тихо спросил: «Не купите?..». -- Григорий Горин, «Почем деньги?»