кцтате поч речи хитлара никогда не сопровождают шуптитраме? а?

Щас читал Майн Кампф, короче. Автор там писал про то, как ему жилось в Австрии. Мне почему-то весь расклад напомнил современную Окраину, а автор такого чисто местного ватничка с какого-нибудь Луганска или Донбасса, топящего за русский мир. Ничего не меняется...

Гитлер все более многозначительно намекал на новое "чудо-оружие", оставляя генералам и политическим лидерам надежды на коренной перелом в войне... В середине сентября я написал Гитлеру: "В войсках широко распространена вера в новое оружие, способное изменить ход войны... Я сомневаюсь, правильно ли в такой тяжелой ситуации разжигать надежды, которые не могут быть оправданы в столь короткий срок и непременно вызовут разочарование, способное подорвать боевой дух армии. Поскольку и гражданское население ждет со дня на день чудо-оружие... встает вопрос, полезна ли эта пропаганда". В частном разговоре Гитлер признал мою правоту. Тем не менее я вскоре узнал, что он продолжает обольщаться сам и обольщать других надеждами на скорое появление "чудо-оружия". 2 ноября 1944 года я написал Геббельсу: "На мой взгляд, неразумно внушать народу надежды, которые мы вряд ли сможем оправдать..." Геббельс действительно положил конец всем ссылкам на новое оружие, но, как ни странно, слухов стало еще больше. Только на Нюрнбергском процессе я узнал... что Геббельс организовал специальный отдел для распространения слухов... В те бурные времена, когда каждый страстно искал основания для надежды, слухи падали на плодородную почву. Альберт Шпеер

http://rostov.sledcom.ru/news/item/1039882/ >Утверждения автора публикации о том, что на фотографии «девять подростков вскидывают руки в нацистском приветствии» и «таким образом восьмиклассники решили поздравить Адольфа Гитлера с днем рождения» не нашли своего подтверждения в ходе доследственной проверки. >Как следует из объяснений школьников, на фотографии они изображены во время игры «Покажи, где солнце», смысл которой заключается в том, что любой человек из компании внезапно должен крикнуть «покажи, где солнце», а остальные быстро показать, где находится солнце, при этом проигравшим считается тот, кто последним среагировал на команду. Они там серьезно занимаются такой хуйней? Из-за такой мелкой хуиты еще вести какие-то там расследования, допросы... Им что, совсем там нехуй делать? Что, нет других проблем, например валяющиеся на улице бомжи, беспризорники, наркоманы, разъебанные в хлам дороги? Скоро в говнопидорашке нельзя будет даже пальцем пошевельнуть без риска что тебя фашистским захватчиком посчитают. Даже моргнуть нельзя будет. Вот Гитлер же тоже моргал, если ты моргаешь значит ты как Гитлер, фашист, экстремист и хочешь убивать евреев! Если б например нацисты вместо зиги чесали себе жопу левой рукой в качестве приветствия, то и жопу нельзя было б почесать левой рукой, да? А если б у Гитлера вместо свастики был бы треугольник равнобедренный, или квадрат например, то запретили б треугольники и квадраты? Изучали б только неравнобедренные треугольники. Наверное даже б аксиому придумали, что равнобедренных треугольников не существует. И квадратов тоже не существует. Геометрию с фашистской символикой рассматривали бы только в вузах наверное, и то в строго засекреченных условиях, чтобы их там не объявили фашистами

Я заметил, что он не очень радовался цветам и больше ценил их как украшение. Когда депутация Берлинской женской организации где-то в 1934 г. хотела встретить Гитлера на Ангальтском вокзале и приподнести ему цветы, их руководительница позвонила Ханке, секретарю министра пропаганды, чтобы узнать любимый цветок Гитлера. Ханке мне: «Я повсюду звонил, спрашивал адъютантов, но все без успеха. Нет у него!» Поразмыслив немного: «Как Вы думаете, Шпеер? Давайте скажем, эдельвейс? Я думаю, эдельвейс был бы лучше всего. Во-первых, это что-то редкое, и потом, он к тому же с баварских гор. Давайте скажем, просто эдельвейс?» С этой минуты эдельвейс официально сделался «цветком фюрера». Этот эпизад показывает, насколько самостоятельно партийная пропаганда иногда создавала образ Гитлера.

Основной темой во время таких обедов обычно были утренние визиты к профессору. Гитлер рассыпался в похвалах тому, что он увидел; он без труда запоминал все детали. Его отношение к Троосту было как у ученика к учителю, он напоминал мне мое некритическое восхищение Тессеновым. Эта черта очень нравилась мне; меня удивляло, что этот человек, на которого молилось его окружение, был еще способен к чему-то похожему на почитание. Гитлер, который сам себя чувствовал архитектором, в этой области уважал превосходство специалиста, в политике он бы этого не сделал никогда.

Иногда он рассказывал о своих поездках: «Шрек был лучшим шофером, какого я только могу себе представить, а наш автомобиль делал 170 километров. Мы всегда ездили очень быстро. Но в последние годы я приказал Шреку ездить со скоростью не более 80 километров. Подумать только, если бы со мной что-нибудь случилось. Мы особенно любили гонять большие американские машины. Всегда плелись в конце, пока у них не взыграет самолюбие. Эти америкашки, если их сравнить с мерседесом, ведь просто дрянь. Их мотор не выдерживал, через какое-то время начинал захлебываться, и они с вытянутыми лицами оставались на обочине. Так им и надо!»

Он любил рассказывать, как он сумел избавиться от бюрократии, грозившей захлестнуть его в его деятельности в качестве рейхсканцлера: «В первые недели мне докладывали ну буквально о каждой мелочи. Каждый день я находил на своем столе груды бумаг, и сколько бы я ни работал, они не уменьшались. Пока я радикально не положил конец этой бессмыслице! Если бы я продолжал так работать, я никогда не пришел бы к положительным результатам, потому что они просто не оставляли мне времени на размышления. Когда я отказался просматривать бумаги, мне сказали, что я задерживаю принятие важных решений. Но только благодаря этому я и смог поразмыслить о важных вопросах, по которым я принимал решение. Так я стал задавать ритм, а не чиновники — определять, что мне делать».