Академик Павлов во второй части своей лекции применил свою теорию к жизни, впрочем, не вообще к жизни, а почти исключительно к нашей российской революции. Нечего и говорить, какой интерес, да еще в устах учителя представляет это применение...

Оно связано с парадоксальной фазой. Как мы уже видели, здесь прекращается реакция на сильные раздражения, остается реакция только на слабые. Применение этого положения к нашей революции академику Павлову пришлось пояснить примером.

У нас находится на излечении больная с чрезвычайно расслабленной нервной системой. Когда ей показывают красный цвет и говорят, что это не красный цвет, а зеленый, она с этим соглашается и заявляет, что, всмотревшись внимательно, она действительно убедилась, что это не красный, а зеленый цвет. Чем это объяснить? Академик Павлов говорит, – парадоксальным состоянием. При нем теряется реакция на сильный возбудитель. Действительность, действительный красный или иной цвет – это сильный возбудитель. А слова: красный, зеленый и т.д. – это слабые возбудители того же рода. При болезненной нервной системе, при ее парадоксальном состоянии теряется восприимчивость к действительности, а остается восприимчивость только к словам. Слово начинает заменять действительность. В таком состоянии, по мнению академика Павлова, находится сейчас все русское население.

Вообще, – закончил академик Павлов, – я должен высказать свой печальный взгляд на русского человека. Русский человек имеет такую слабую мозговую систему, что он не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действительностью, а со словами.

...Итак, я прихожу к убеждению, что в челове­ческой натуре существует и инстинкт достижения цели, и сознание этого инстинкта, правильная практика его есть одна из задач человеческой жизни и условий человеческого счастья. Вот в этом отношении мы, русские, поставлены сейчас плоховато. Ясно, что нации различаются по сте­пени этого инстинкта. И мы, вероятно, не в пер­вых рядах тех наций, у которых этот инстинкт хо­рошо развит. Возьмите англо-саксонскую нацию или еврейскую. В них этот инстинкт невероятно бьет в глаза. Несколько лет тому назад я был по­ражен одной мыслью, которую случайно встре­тил в газете. Это была фраза какого-то агитатора христианских студенческих обществ, фраза, кото­рую он сказал в Юрьевском университете. Он за­дал вопрос: "Какое условие успеха при достиже­нии цели?" И дал такой ответ, который никогда мне в голову не пришел бы, и я уверен, не пришел бы и в голову русского человека вообще. Он ска­зал: "Существование препятствий". Мы ведь все­гда говорим наоборот. Очевидно, понять этот от­вет можно так. Если нет препятствий, то человек недостаточно раздражается, не получает толчков для работы. А это и есть доказательство инстинк­та. Чем больше препятствий, тем больше дейст­вует инстинкт.

Мы в этом отношении печально отличаемся от других наций, и на эту черту надо обратить серьез­ное внимание. Мы все откладываем на завтра.

Нет сомнения, что у нас этот инстинкт очень слаб. А между тем ясно, что этим инстинктом оп­ределяется вся сила, вся краса жизни. Если вы до­стигаете целей, то жизнь приобретает для вас ог­ромный интерес. И если человек стоит на практи­ке этого инстинкта, у него не может быть разочарования, он переходит от цели к цели. Мне и представляется, что если русский человек в це­лой массе осознает огромное значение этого ин­стинкта, если он будет практиковать этот ин­стинкт, то этим страшно повысится жизнь и ее ценность.

Понятно, что этот инстинкт в силу различных исторических условий у нас не мог развиваться. Но теперь наша жизнь начинает образовываться. Крепостное право, слава Богу, уничтожено. Не­пременное опекание бюрократии тоже отходит в область предания. Нет сомнения, что и в системах воспитания будет...

В этом отношении поразительную практику установили англичане. С одной стороны, там много норм жизни, которых никто не может пре­ступить. А рядом с этим идет тут же строгая прак­тика инстинкта достижения цели. Несколько лет тому назад мне пришлось познакомиться с уст­ройством английской школы, с гимназическими порядками. Директор, показывая мне гимназию, говорил, что он автократ, самодержец. Что же оказалось?

Есть, действительно, известные нормы, на ко­торых он стоит до последней степени твердо. А рядом с этим у мальчиков есть такие права, которых он не может отменить... Так что удивительное со­четание, с одной стороны, принципа власти, по­рядка, а с другой - самодеятельность учеников. Маленький мальчик ставит себе задачу и должен ее достигнуть, и никто ему не может препятство­вать. И это в официальном учреждении.

// Из лекции И.П. Павлова "О самоубийствах". Опубликовано в: Вестник Российской академии наук. 1999. Т. 69. № 1