Я тут удивлялся тому, что пропутинские бандиты и нацисты занимались таким количеством подтасовок и фальсификаций во время "референдума" в крыму. Сейчас прихожу к выводу, что это такой маневр, хитрый план отступления на случай, если Европа и Америка вмешаются и придётся идти на попятный: всегда можно будет сказать "да этот референдум не считается, он не отражает мнение народа, вот, сами же видите, сколько было нарушений!" Самозванные "власти" крыма, бывшие гопники и мелкие бандиты — люди тёртые и бывалые, они знают, что всё в любой момент может измениться, поэтому загодя готовят запасной вариант. Правда, однако, состоит в том, что русское население крыма и по-честному бы проголосовало за вхождение в педерацию. Дело именно в том, что оно русское. Оно не может без россии.
Связь русской культуры и русского самоопределения с русским государством выглядит непонятной, почти мистической. В самом деле, живут же, скажем, армяне во Франции — и совершенно не рвутся присоединять Францию к Армении. И остзейские немцы не рвутся присодиняться к Германии, и финские шведы — к Швеции, и англичане, которые расселились в доброй половине мира, в большинстве своём вовсе не хотят воссоздавать империю. Однако если рассмотреть эти понятия самоидентификации повнимательнее, то загадка перестаёт быть загадкой. Что значит быть шведом или немцем? Это в первую очередь язык — не официальный общегосударственный, на котором говорят по радио, а свой, ограниченый "малой родиной", в котором по интонации, произношению или употреблению грамматических конструкций можно определить происхождение человека с точностью до деревни. Это традиции, символы, ритуалы — тоже свои, отдельные от официозно-государственных. Называя себя шведом, человек идентифицируется не со шведским королевством, а с той культурой, в которой он вырос. И ему при этом совершенно всё равно, кому он платит налоги.
Ничего такого нет у русских. Русский народ сложился из племён, порабощённых варягами (русами), что и отражено в семантике слова (русский — принадлежащий русам). Основой его стало славянское племя, которое само призвало варягов навести порядок, потом в него влились другие племена и народы, которые завоёвывала нарождающаяся русская государственность. Как и полагается покорённым народам, входя в состав того эгрегора, который с некоторого момента назывался россией, они отказывались от своего культурного кода и утрачивали свою идентичность. У русских нет никакой идентичности, кроме государства. Русский язык создан в 18-м веке Ломоносовым и Екатериной II, потом постоянно реформировался всякими академиями, а потом худо-бедно сложившийся лингвистический континуум был полностью уничтожен и гомогенизирован большевистской кувалдой. У русских нет языка, кроме языка государства. Русская культура вся крутится вокруг государства. Великие русские писатели, всякие там пушкины и достоевские, всё своё творчество строили на государстве. Они могли быть против действующей власти, могли быть за, но они всегда понимали, что их деятельность имеет смысл только с российским государством в качестве точки отсчёта; отними у них россию — они ничто. По этой же причине, кстати, так называемые русские писатели почти никогда не переводятся на другие языки, кроме, может быть, того же достоевского, the mad russian, которого читают как экзотику из страны вечного снега и пьяных медведей с топорами. Я долгое время недоумевал, как вообще можно такой явный карго-культ как пушкин или достоевский считать литературой — но в случае русских это оправдано, потому что ничего другого нет. Нет русской литературы вне русского государства. Можно пойти дальше: русская народная музыка — создана в советские времена, русская кухня, все эти блины с икрой — создана французами в 19-м веке, и так далее. Не потому, что до этого не было в разных местах россии у разных населяющих её культур ни своей музыки, ни своих кулинарных традиций, а потому, что русское государство стремилось всё унифицировать, подавить и подчинить себе, пока не дошло до того, что у русских не осталось ничего своего, кроме государственного.
Поэтому сейчас тот, кто говорит "я русский", говорит "я за россию, я отношу себя к россии", и никак иначе. Проголосовав за присоединение крыма, русские в очередной раз проиллюстрировали это и показали свою этатистскую и имперскую сущность. Теперь всем странам, где существует достаточно большая русская диаспора, предстоит задуматься, не произойдёт ли и с ними то же, что с украиной, и нужно ли им такое счастье. Что же до нас, тех, кто пытается сопротивляться изнутри самой россии, нам надо понять, что мы боремся не только с государством, наша борьба должна проходить и с "русскостью" per se, как с концепцией, неотделимой от государства. Отказываться от русскости, раскрывать её архаичную и империалистическую природу, стремиться формировать новые идентичности в разных российских регионах, неважно, привязанные ли к локусу, взглядам или роду деятельности — только так можно остановить этого имперского монстра из 18-го века, который в веке 21-ом вновь поднимает голову и в очередной раз показывает, что пока он жив, не будет покоя и мира ни жителям российской территории, ни её соседям.