Предлагаю в дополнение к стокгольмскому синдрому ввести ещё один термин, например, "московский синдром". Это почти то же самое, но ещё с агрессией. То есть, террористы пытали кого-то, отбирали их собственность, налагали тяжёлые и унизительные ограничения свободы итп в течение достаточно долгого времени, и теперь жертва не только привязалась к своим мучителям и готова защищать их, но и активно хочет, чтобы круг жертв расширялся. Например, банда гопников терроризирует район, и когда они прессуют каких-то новых людей, бабки смотрят из окон и говорят: "Так их, ату их, будут знать как ходить тут по нашему району! А наши-то каковы, любого запинают!" Важно понимать, что, как и в случае оригинального стокгольмского синдрома, это чувство совершенно иррационально, потому что жертвам от расширения агрессии ровным счётом ничего не перепадёт, и их жизнь никак не станет легче, если их мучители запрессуют кого-то ещё. С другой стороны, если террористы проиграют, у них есть все шансы на улучшение жизни. Тем не менее, такой синдром есть реальная вещь, в качестве примеров в макрополитическом масштабе можно привести, например, евреев, поддерживающих христианские или мусульманские госрелигии, или гомосексуалов-сторонников психосекты и психиатрических репрессий. Почему я назвал данный феномен московским синдромом — это именно та причина, по которой русские вопреки всякой логике и здравому смысле продолжают поддерживать "своё" государство.
http://grani.ru/Society/m.227547.html
Директор Левада-центра Лев Гудков представил в "Мемориале" доклад, из которого следует: большинство жителей России поддерживают присоединение Крыма, но не понимают его последствий и не готовы нести за них ответственность. Власть, по Гудкову, культивирует "сознание шпаны".
Доклад "В какой стране мы живем: российское общество от ноября к марту" основан на последних и более ранних исследованиях Аналитического центра Юрия Левады. Вот основные тезисы Гудкова.
Большинство россиян всегда считало, что "Крым наш". Так же россияне настроены в отношении Южных Курил - большинство не одобряет идею вернуть острова Японии, хотя мало кто может показать эти территории на карте. В Крыму же всегда была сильна ностальгия по Советскому Союзу – главным образом людям не хватало советской системы экономики, при которой расположенные в провинциях предприятия, особенно военные, не были забыты, как сейчас. Так было всегда. Что изменилось за последнее время?
Апатия элиты
Интеллектуальной элите присуще нежелание принимать людей с другим образом мышления. Безусловно, людей сгоняли на провластные митинги. Однако необходимо учитывать их чувства. Нежелание вникать в психологию этих людей, стараться расширить их понимание происходящего – порок отечественной интеллектуальной элиты.
Украинские события на фоне тотальной пропаганды вызвали в таких людях резкий взлет удовлетворенности и оптимизма. 85 процентов россиян испытали эмоциональный подъем и радость от присоединения Крыма, и лишь 7 процентов ощутили стыд и чувство протеста.
Большинство людей стали жертвами длительной накачки антизападных и антилиберальных настроений. Эта накачка началась в 2002 году, когда Путин укрепился во власти, и усилилась в 2007 году, после его мюнхенской речи.
При этом не всегда зомбирование действовало на людей однозначно.
Переменный успех пропаганды
С 2010 года коррупционные скандалы воспринимались как предвестники распада режима, которому большинство(!) людей все чаще отказывало в легитимности.
И в январе 2014 года образ российских политиков у россиян был однозначно негативным. Люди называли самые распространенные их черты: стремление к власти с использованием грязных методов, алчность, корыстолюбие, неуважение к гражданам и законам, непорядочность и некомпетентность. Такие черты отечественного политика, как вера в Бога и соблюдение законов, отмечались крайне редко – 1-2 процентами респондентов.
Власть последние четыре года воспринималась как эгоистичная и коррумпированная. Это общее негативное отношение к режиму распространялось и на президента Путина.
Неудивительно, что первая реакция на массовые протесты 2011 года – одобрение. Впрочем, антизападная и гомофобная пропаганда принесла плоды - люди изменили отношение к протестам.
Кроме того, к концу 2012 года вырос страх перед массовыми репрессиями в связи с подавлением протеста. Этот показатель достиг 37 процентов - рекорд в истории наших исследований.
Второй пик пропаганды пришелся на декабрь 2013 года и изменил отношение большинства людей к украинским событиям.
Майдан – Болотная
Когда люди только вышли на Майдан, у российского населения не было иллюзий по поводу того, что режим Януковича отличается от режима Путина.
В октябре 2013 года люди не считали правильным вмешательство в дела Украины.
Все изменилось в декабре 2013-го после попытки силового разгона Майдана, избиения студентов. Российская государственная пропаганда стала работать интенсивнее, чем в советское время. При нарастании пропагандистского давления были так или иначе отключены альтернативные каналы информации. Население осталось один на один с телевидением.
Стоит отметить еще одну деталь. Не только страх перед репрессиями достиг своего максимума. Пика достигли массовая ксенофобия и национализм. В октябре мы зафиксировали самый высокий показатель за 25 лет. Ощущение коррумпированности и незащищенности вылилось у людей в потребность "защиты русских".
Пропаганда перехватила националистические настроения: все протестные выступления – это происки Запада с целью ослабить Россию, вытеснить ее из традиционных зон влияния.
Не разбираюсь, но одобряю
Итогом этой пропаганды и стало одобрение большинством россиян политики России на Украине. По результатам опроса, проведенного в марте, при том что две трети населения следят за событиями на Украине, только три процента говорят, что разбираются в происходящем очень хорошо.
Люди полагают, что речь идет о защите русских и возврате русских земель.
Украинцев же фактически больше не считают дееспособными: подчинились бандеровцам – теперь с вами можно делать все что угодно.
Примерно треть населения России полагает, что на Украине будет гражданская война. Люди высказываются не только за присоединение Крыма, но и за принятие в состав России других регионов Украины, если те захотят.
О чем это говорит? Несостоятельность частного человека, его зависимость от государства имеют обратную проекцию: желание, чтобы "нас боялись и уважали".
79 процентов россиян полагают, что Россия возвращается к роли великой державы, присоединяя Крым. Закономерным образом ухудшается отношение к США и Евросоюзу. Санкции людей, в общем, не беспокоят – эффект от них, по мнению большинства россиян, невелик.
Российскому большинству присущ также уход от ответственности. "Я ни при чем", - думает большинство людей о событиях в Крыму. Платить за происходящее люди не готовы. Торжествует сознание шпаны: сила применяется тогда, когда знаешь, что партнер не решится ответить.
Дефицит достоинства
К людям в России относятся как к расходному материалу, а они с этим соглашаются. Почему? Потому что нет основания для чувства собственного достоинства. Немаловажную роль в этом играет школа, которая с советских времен принципиально не изменилась.
Доклад Льва Гудкова вызвал аплодисменты. Вот как сказанное комментировали его коллеги.
Социолог Борис Дубин отметил, что проблемы, обозначенные на Майдане, актуальны и для России. Однако российская власть сумела убедить большинство людей в том, что это "не про нас". Кроме того, ей удалось инициировать холодную гражданскую войну внутри образованного сообщества.
"Один человек умудрился поставить весь мир с ног на голову, заменив привычный режим существования экстраординарным. В экстраординарном режиме существование не ограничено законом, власть безгранична в любой сфере, а население поддерживает безответственность. Кроме того, символы оказались чуть ли не важнее реальной составляющей российского режима. Россияне готовы жить с затянутыми поясами во имя великой цели, – сказал Борис Дубин, напомнив о символизме победы России во Второй мировой войне. – Сейчас Россия выбрала войну в потрясающей эйфории, и ее ждет чудовищное похмелье".
Историк Никита Соколов вписывает сегодняшние события в идеологическую традицию "православия, самодержавия и народности, где последняя понималась как приверженность православию и самодержавию", а вместо европейского пути развития предлагалось "славянское братство". "Истерика и неадекватность всегда вели к тому, что ориентация в реальности терялась", – заметил Соколов.
Руководитель Центра исследований идеологических процессов Института философии РАН Александр Рубцов отметил, что власть все чаще пытается апеллировать к истории, но эти апелляции несостоятельны. "Власть на самом деле историю не знает и знать не хочет. Думая, что она апеллирует к истории, она на самом деле обращается к историческим идеологическим трактовкам. К тому же при этом она не делает различий между "русскими" и "российскими". Навальный, возможно, и может говорить это своим сторонникам, но на государственном уровне это звучит как провокация", – заключил Рубцов.
одна из самых больших логических ошибок совкодрочеров на мой взгляд заключается в том что они всегда хотят свалить всю ответственность за принятия решений на гос-во. При этом чаще всего идет аппеляция к "прописным истинам"(тм) либо их математическим\техническим эквивалентам. Мол так правильней, удобдей, дешевле, лучше, этц. Иными словами негласно предполагается возможность уже сейчас каким-то способом вычислить некий оптимум, следование которому приведет к счастью, радости, процветанию и прочему научному коммунизму.
Только вот загвоздочка - нету такого. А если бы было то по банальнейшей логике ушлые капиталисты бы этим давно воспользовались при принятии решений в любом виде. Поэтому так или иначе выгодно было бы всем - при дальнейшем увеличении производительности труда потребление отдельного человека, даже очень богатого, не сильно возрастает. Цена накручивается в основном на экслюзивности, которая фактически остается только там где стоимость изготовления изделия очень высока. Причем тут в начале цепочки причинности именно эксклюзив. Т.е. как раз социальная составляющая.
Но вернемся к изначальному вопросу. Совкодрочеры неприемлют деньги как средство делегации полномочий. При этом не предоставляют никакой альтернативы. Только хардкор жесткой административной мегаструктуры, которая исторически не раз доказывала свою ущербность в сравнении с распределенно-сетевыми системами при всех их собственных недостатках, которые безусловно существуют.