http://allin777.livejournal.com/335543.html // олега нет, я за него

Консолидация советской власти не могла считаться завершенной до решения проблемы Учредительною собрания. Решение о созыве Учредительного собрания, свободно выбранного всеми гражданами страны для определения будущего политического строя России, было принято Временным правительством. «Лучшие русские люди, — писал М. Горький, — почти сто лет жили идеей Учредительного собрания». Свою кампанию против Временного правительства большевики вели, в частности, под лозунгом зашиты Учредительного собрания, обвиняя правительство в том, что оно «мешает хозяину русской земли сказать свое властное слово». 4 апреля, едва приехав в Россию, Ленин с возмущением заявлял: «Мне приписывают взгляд, будто я против скорейшего созыва Учредительного собрания!!! Я бы назвал это бредовыми выражениями, если бы десятилетия политической борьбы не приучили меня смотреть на добросовестность оппонентов, как на редкое исключение.

Выборы в Учредительное собрание — самые свободные в истории России — состоялись уже после Октябрьского переворота. Состав Учредительного собрания: социалистические партии — 59,6% (в том числе эсеры 40,4%, меньшевики 2,7%), большевики — 24%, буржуазные партии — 16,4% определил отношение к нему правящей партии. Отношение резко отрицательное. Тем не менее, 5 января 1918 года Учредительное собрание было созвано. Управляющий делами СНК, друг Ленина и руководитель так называемой 75 комнаты (зародыша советских карательных органов), Владислав Бонч-Бруевич рассказывает о «веселом разговоре» в «заранее приготовленных для Владимира Ильича» комнатах Таврического дворца накануне первого заседания Учредительного собрания: «Если мы сделали такую глупость, что пообещали всем собрать эту говорильню, мы должны ее открыть сегодня, но когда закроем, об этом история пока помалкивает», — смеясь ответил Владимир Ильич одному из товарищей, который настойчиво вопрошал, когда же, когда будет открыто Учредительное собрание».[9] Для того, чтобы депутаты русского парламента знали, кому принадлежит власть, Бонч-Бруевич ввел в Таврический дворец «надежнейший отряд матросов» — 200 моряков. Выходило, примерно, по одному моряку на двух депутатов, что полностью компенсировало отсутствие у большевиков большинства. «Я заметил, — рассказывает Бонч-Бруевич, стоявший вместе со своими моряками в зале, — что двое из них, окруженные своими товарищами, брали Чернова на мушку, прицеливаясь из винтовки». Бонч-Бруевич посоветовал не убивать председателя Учредительного собрания, добавив, что Ленин этого не разрешает. «Ну что же? Раз папаша говорит, что нельзя, так нельзя, — заявил мне за всех один из матросов». «Папаша», как ласково называли матросы Ленина, считал в этот момент достаточным Учредительное собрание разогнать; Ленин собрал — членов правительства, «быстро обменявшись мнениями, все пришли к единогласному мнению, что эта говорильня решительно никому не нужна... Решили — собрание не прерывать, дать возможность всем вволю наболтаться, но на другой день не возобновлять заседания, объявить Учредительное собрание распущенным, а депутатам предложить вернуться к себе по домам».

Провокаторство, внедрение своих агентов в ряды революционных партий, было излюбленным оружием охранного отделения. С помощью Азефа охранке удалось нанести тяжелейший удар партии эсеров. Но отношение тайной полиции к партии большевиков было особенным. Главной ее заботой было недопущение объединения социал-демократов в единую организацию. Такое объединение представлялось ей серьезнейшей угрозой режиму. Поэтому фракция Ленина, ставшая с 1912 года партией, делавшая все, чтобы объединения не допустить, высоко ценилась Департаментом полиции. Политика хронического раскола, которую вел Ленин, полностью совпадала с планами охраны. В особом циркуляре предлагалось начальникам всех «розыскных учреждений безотлагательно внушить подведомственным им секретным сотрудникам, чтобы они, участвуя в разного рода партийных совещаниях, неуклонно и настойчиво проводили и убедительно отстаивали идею полной невозможности какого бы то ни было органического слияния этих течений (в РСДРП), и в особенности объединения большевиков с меньшевиками». На этой позиции, начиная с 1903 года, стоял Ленин.

Особое отношение к большевистской партии выражается даже в словесном портрете Ленина в Департаменте полиции, заканчивавшемся словами: «наружностью производит впечатление приятное». Полиция настолько проникается духом революционной борьбы, что начинает широко использовать партийный жаргон. Об одном из течений РСДРП Департамент полиции неодобрительно замечает: «склонно к оппортунизму». Недовольство вызывают у полиции и нарушения партийной дисциплины. 24 июня 1909 года Департамент полиции сообщает начальнику московского охранного отделения: «Члены Большевистского центра Богданов, Марат и Никитич (Красин) перешли к критике Большевистского центра, склонились к отзовизму и ультиматизму и, захватив крупную часть похищенных в Тифлисе денег, начали заниматься тайной агитацией против Большевистского центра вообще и отдельных его членов в частности. Так, они открыли школу на острове Капри, у Горького». Создается впечатление, что похищение в Тифлисе денег волнует Департамент полиции гораздо меньше, чем «отзовизм и ультиматизм», а также «критика Большевистского центра», т.е. Ленина. Жандармский генерал А. Спиридович, отмечая пользу, которую приносили полиции секретные агенты, признавал, однако, что их работа «нередко служила на пользу партии и шла во вред правительству». Ленин, давая 26 мая 1917 года показания по делу Малиновского следователю Чрезвычайной комиссии, утверждал что польза, принесенная провокатором партии, была больше причиненного им вреда. Ленин был несомненно прав. Малиновский произносил в Думе антиправительственные речи, написанные Лениным и отредактированные вице-директором Департамента полиции Виссарионовым. Редактор Виссарионов не мог изменить смысла текста автора Ленина.

Обнаружен первоисточник руSSкого мира: http://www.portal-credo.ru/site/index.php?act=lib&id=327

Смотри-ка - вот светило!..
Ну, это голова!.. Умна, дельна!
Москва уж не шутя о нем заговорила.
Профессор он истории. Мой милый,
Он и тебя бы с толку сбил!
Колумб,- учили нас,- Америку открыл:
Вот важность! Есть тут чем гордиться!
Она давно была,- хоть мир о ней забыл,-
Сам Бог ее когда-то сотворил,
Но долго с нами ей не позволял сродниться.
Открыть что есть,- какой же труд?
У нас открытия бывают поважнее!
У нас ученые, старанья не жалея,
В истории таких диковинок найдут
И до таких чудес дойдут.
Каких и не бывало сроду!

В Израиле 25 августа умер Марк (Мордехай) Дымшиц - один из основных фигурантов самолетного дела 1970 года, открытого после попытки угона самолета советскими евреями-отказниками. Об этом сообщает IzRus.

Дымшиц родился в 1927 году. Во время блокады Ленинграда лишился родителей; воспитывался в детском доме. По окончании военного летного училища служил в Бухаре, однако в 1960 году, не желая мириться с царившим в армии антисемитизмом, демобилизовался. Устроиться на работу в гражданскую авиацию Дымшиц не сумел. Тогда он окончил сельхозинститут и работал в Ленинграде инженером.

В декабре 1969 года Дымшиц выступил с идеей захватить самолет и вылететь на нем за границу СССР, чтобы затем репатриироваться в Израиль. План, поддержанный правозащитником, видным деятелем сионистского движения Эдуардом Кузнецовым, получил название "Операция "Свадьба". Первоначально речь шла о том, чтобы угнать самолет в Ереване и посадить его в Турции. Затем замысел был скорректирован.

15 июня 1970 года группа во главе с Дымшицем и Кузнецовым прибыла на ленинградский аэродром Смольное. Предполагалось сесть на самолет Ан-2, направлявшийся в город Приозерск Ленинградской области, захватить его в воздухе и направить в Швецию. Вести захваченный самолет должен был Дымшиц. Для устрашения экипажа он ранее обзавелся пистолетом, который, однако, мог выстрелить только один раз.

Однако КГБ узнал о планах отказников, и перед посадкой в самолет участники заговора были схвачены. Всего по делу привлекли 16 человек.

Приговор был вынесен в декабре 1970-го. Дымшица и Кузнецова осудили к расстрелу, еще 10 заговорщиков - к срокам от 4 до 15 лет, а четверых женщин, в том числе жену Дымшица и двух его дочерей, освободили от уголовной ответственности "исходя из соображений гуманности".

В том же месяце под давлением зарубежных политиков и общественников, в том числе президента США Ричарда Никсона и премьер-министра Израиля Голды Меир, смертные приговоры Дымшицу и Кузнецову были заменены 15 годами колонии.

Хороший текст про блокаду, кстати: http://www.solonin.org/article_dve-blokadyi (via #CHMTS9/SR1)

https://www.marxists.org/archive/bax/1908/08/reply-feminists.htm

That the present “Votes for Women” movement is only a phase of the anti-man crusade which Feminism has been carrying on for nigh two generations past with the aid of the Press, is shown, not only by the persistent efforts to represent “ man-made laws “ as unjust to women, but by the incidental remarks of Suffragette leaders in which the sex animus is shown, no concealment being made of the intention to use the suffrage for rivetting on man the chains of legalised female oppression. For example, Mrs. Pankhurst recently represented one of the functions of emancipated “Womanhood” to be the handing over of the luckless male to the Female blackmailer by raising the “age of consent” above sixteen!! The allusion made at the same time to the “daughters of the working class “ is a piece of demagogy too thin to deceive anyone as to the venomous sex-spite animating this outrageous proposal.
Again, in the Daily News for July 30 a suffragette objects to a woman being punished for murdering her child, protesting that the father, who had had nothing to do with the crime, ought to have been in the dock in her place!
In the present agitation we see merely the culmination of a Feminist campaign organised with scarcely any attempt at concealment, as I have said, on the basis of a sex-war. But this sex-war is at present one-sided, the man’s case goes by default. There is no sex-conscious man’s party to be appealed to and to engineer public opinion in favour of the claims of the most elementary justice for him, as here is a sex-conscious woman’s party to further any and every iniquitous claim of the female sex. So long as the present state of things lasts, organised determination on the one side and indefinite gullibility on the other, are likely to maintain the ascendancy of the Feminist cult and increase the sphere of female privilege.

TIL сто лет назад феминаци были такими же, как и сейчас.

https://en.wikipedia.org/wiki/Ernest_Belfort_Bax#Men.27s_rights_advocacy
Bax was a passionate advocate for the social and legal rights of men, which he saw as lacking in comparison to the legal rights of women. His first major article on the subject was Some Bourgeois Idols; Or Ideals, Reals, and Shams (1886), in which he proposed that women were privileged under law at the expense of men.[7] He was to continue writing articles on this topic for most of his life, published notably in Social Democrat, and Justice, and later in The New Age.[8]
In 1896 he wrote The Legal Subjection of Men[9] whose title is a play on John Stuart Mill's 1869 essay "The Subjection of Women." In the volume Bax draws on his extensive experience as a barrister to demonstrate the numerous ways in which the legal code worked in favour of women and to the detriment of men and boys. Chapters in the book include 'Matrimonial Privileges of Women,' 'Non-Matrimonial Privileges of Women,' 'The Actual Exercise of Women's Sex Privileges,' and 'A Sex Noblesse.'[10]
Bax was an active antifeminist since, according to him, feminism was failing to address inequities for both sexes evenly. According to Bax, the "anti-man crusades" of his day were responsible for anti-man laws being both preserved from the old legal canon, and for new laws being passed that were also anti-male and sexist.[11] Bax wrote many articles in The New Age and elsewhere about English laws partial to women against men, and women's privileged position before the law, and expressed his view that women's suffrage would unfairly tip the balance of power to women.[12] In 1913 he published an essay, The Fraud of Feminism,[13] detailing feminism's adverse effects.

В 1652-1654 гг. между Нидерландами и Англией шла так называемая "Первая морская война", чем и вызваны грубые антианглийские выпады Вондела; обращаем внимание читателя и на то, что как "Люцифер", так и "Ной" датами написания приходятся соответственно на периоды Первой (1652-1654) и Второй (1667-1669) Англо-Голландских морских войн. Поэтические инвективы в периоды этих войн были, впрочем, взаимными.В частности, известный английский поэт Эндрью Марвелл (1621-1678), с 1657 г., кстати, бывший помощником Джона Мильтона, тогдашнего латинского секретаря в правительстве Кромвеля, написал, по всей видимости, наиболее грубое произведение в подобном жанре - "Поругание Нидерландов", которое мы, исторической и литературной беспристрастности ради, считаем нужным привести в нашем издании целиком. Чрезвычайно интересен тот факт, что "Поругание Нидерландов" написано Марвеллом по поводу того же самого морского сражения возле Портленда в конце февраля 1053 г., в котором, как пишет комментатор современного нам издания произведений Марвелла, "англичанами была одержана победа над голландцами". Как тут не вспомнить легендарный "Музей победы Карла XII в битве под Полтавой", по сей день существующий где-то в Швеции. "Их адмирал, пьянчуга и задира" из ст. 114 сатиры Марвелла - это именно Мартен Харперссон Тромп (1598-1653), нидерландский флотоводец, герой войн с Испанией и Англией; "Харперссон" - букв. "сын Гарпера" (ср. ст. 55 оды Вондела). Сатира "Поругание Нидерландов" была написана Марвеллом, по всей видимости, сразу после сражения, но не позднее июня того же года, когда умер адмирал Дин.
Отрывки из сатиры (ст. 1-100 и 145-152) были опубликованы анонимно в 1665 г., ни одна копия данного издания до наших дней не сохранилась. Это издание было повторено в 1672 г., когда сатиру в связи с начавшейся Третьей Англо-Голландской войной (в которой на стороне Англии принимали участие также Франция и некоторые немецкие княжества), снова обрела злободневность. Полный текст сатиры впервые увидел свет в 1681 г., после смерти Марвелла, в книге "Разные стихотворения". Для нашего издания сатира впервые переведена В. Л. Топоровым по тексту авторитетного издания произведений Марвелла:
Andrew Marvell. The Complet Poems. London, 1972, p. 112-116.

ПОРУГАНИЕ НИДЕРЛАНДОВ

Голландия, размером с гулькин нос,
Есть лишь песка британского нанос,
Да та земля, что наши корабли
На мелководье днищем наскребли,
Да океаном выхаркнутый груз
Досок и щепок, устриц и медуз, -
Все, чем морская бездна погнушалась,
Голландцам во владение досталось.
Голландцы - раз у них теперь страна -
Взялись трудиться, словно бы спьяна,
Изрыли все вокруг и вкривь и вкось,
Местами продырявили насквозь,
Настроили домишки там и тут, -
И ласточки так тесно не живут, -
И, подружась с навозными жуками,
В вонючих норах жить решили сами.
Не грады, а ряды навозных куч
Голландцы воздвигают аж до туч
И зарывают основанье в грязь,
Куда вода пока не добралась,
И ярусы возводят Вавилона -
Не ввысь, а в направленье Альбиона.
Но Океан, хранитель древних прав,
Своим напором строй опор поправ,
Идет на них волною величаво,
Опровергая их "морское право".
У них потоп сегодня и всегда:
Не разберешь, где суша, где вода;
Не разберешь, ухи они хлебнули
Иль вместе с рыбой варятся в кастрюле, -
Недаром же у нежити морской
Слывут голландцы жирною треской,
Ученые - копченою; лещами
Мещане, а дворяне - судаками.
Природа, Нидерланды породив,
Швырнула их, как камешки, в пролив.
У них есть государство, как ни странно;
Поскольку и Орде нельзя без хана,
Поскольку у пигмеев правит тот,
Кто журавлю до гузки достает,
А у слепых кривой сидит на троне -
Постольку золотарь царит в затоне.
Не тот, кто знает правый путь вперед,
А тот, кто всех до нитки оберет;
Кто высосет до капли всех кругом,
Того зовут Опорой и Отцом.
Изобрели конторы и лопаты -
И землекопы вышли в магистраты,
Конторщики глядит тузами ник;
Все роют - но не выход, а тупик,
Или точнее - выгребную яму,
Весь край уподобляя Амстердаму.
Соединенью Штатов - общий сток
Воистину - единственный залог.
В такой стране, при этаком страданье.
Встает вопрос вероисповеданья:
Среди святых немало рыбаков,
А разве сброд голландский не таков?
К тому же и прилив, и наводненье
Похожи на повторное крещенье,
Хоть окунь не настолько голосист,
Чтоб вышел из него евангелист.
Пусть вера - госпожа не из монашек,
Но ей рожать не свойственно двойняшек,
А вера нидерландская - блудит
И выродков десятками плодит.
Воздвиглась Вера аркою небесной,
Восток и Запад слив дугой чудесной,
Но там, над Амстердамом, раскрошилась -
И каждый взял, что под ноги свалилось.
Язычники, евреи, мусульмане
Забултыхались в тамошней лохани,
В той банке веру принято менять,
В том банке всем менялам благодать;
Зовем свою религию единой,
А там единство стоит шиш с полтиной.
А где у них столица? Да нигде!
В Гааге, то есть черт-те знает где.
В деревне! Собираешься в Гаагу,
Бери с собой мотыгу, а не шпагу!
А как у них насчет военной славы?
В последний раз прославились батавы
В сраженье с Римом. А в который год?
С тех пор минуло тысяча шестьсот.
Русалки - вот чем славен Амстердам.
Им курят и во храмах фимиам.
И воздают на перекрестках честь.
Русалок в Амстердаме не исчесть.
Повсюду, от зари и до зари,
Открыт гулякам доступ в алтари,
И если грянет где-нибудь хвала,
То это славят тучные тела.
А что за балаган простонародью,
Когда приволокло по мелководью
Корабль голландский малою волной!
Идет, шатаясь, Геркулес пивной,
Идут его похабные матросы, -
Раздавшиеся в ширину колоссы, -
От головы до пят испещрены
Картинками родимой стороны
(Ножом рисуют спьяну друг на дружке).
Но если так кончаются пирушки,
То догадайтесь, как себя ведет
В открытом море нидерландский флот.
Он не спешит на помощь христианам
И не стремится к чужедальним странам
За золотым песком. Да что там! Он
Тебе не салютует, Альбион.
Он взбунтовался - хоть представить трудно,
Что восстает на боевое судно
Его же шлюпка. Нет, гнилой баркас,
Сам по себе тонувший - и не раз!
Не в этом ли "Закон войны и мира"?
Их адмирал, пьянчуга и задира,
Готовя грог, засыпал порох в ром -
А ну, как мы возьмем, да подожжем?
Пренебрегли Содружеством коварно?
А ну, как мы не будем благодарны?
Из сыра изготовили картечь -
И о войне заводят с нами речь,
Грозят нам колбасой, как пистолетом. -
Да воды расхохочутся вослед им!
Оно, пожалуй, и от них напасть:
Когда на берег выбросило снасть,
То можно наступить - и ушибиться.
Таков их авангард. А флот томится,
Зажатый льдом, среди родных болот,
Покуда наш крепчает и растет -
И лишь погоды ждет благоприятной,
Чтоб указать голландцам путь обратный.
Британцам рябь морская не страшна -
Их плаванью способствует она,
К тому ж волненье очищает воду -
Все, что прогнило, тонет в непогоду, -
Но каждый год выходит на простер
Венчаться с морем гордый "Бакентор",
Сразиться, как младой Геракл, готовый
С провинций гидрою семиголовой.
Их черепаху панцирь не спасет,
Сожжен или потоплен будет флот,
И дальше, чередом неотвратимым,
Их Карфаген разрушен будет Римом,
Коль наш не заупрямится Сенат,
Когда они о мире заскулят.
Отчаянье пропало, страх исчез,
Сильны мы силой моря и небес;
С врагом суровы и честны друг с другом,
Победы ожидаем по заслугам.
Державный твой трезубец, Посейдон, -
Дин, Монк и Блейк - над морем занесен,
С небес глядит Юпитер благосклонно, -
И только в преисподней чтут Плутона.

Отсюда: http://www.lib.ru/INOOLD/WONDEL_J/vondel1_4.txt

Смирнов (свидетель обвинения, начальник Дома обороны): Я лично с Бродским не знаком, но хочу сказать, что если бы все граждане относились к накоплению материальных ценностей, как Бродский, нам бы коммунизм долго не построить. Разум -- оружие опасное для его владельца. Все говорили, что он -- умный, и чуть ли не гениальный. Но никто не сказал, каков он человек. Выросши в интеллигентной семье, он имеет только семилетнее образование. Вот тут пусть присутствующие скажут, хотели бы они сына, который имеет только семилетку? В армию он не пошел, потому что был единственный кормилец семьи. А какой же он кормилец? Тут говорят,-- талантливый переводчик, а почему никто не говорит, что у него много путаницы в голове? И антисоветские строчки?
Бродский: Это неправда.
Смирнов: Ему надо изменить многие свои мысли. Я подвергаю сомнению справку, которую дали Бродскому в нервном диспансере насчет нервной болезни. Это сиятельные друзья стали звонить во все колокола и требовать -- ах, спасите молодого человека. А его надо лечить принудительным трудом, и никто ему не поможет, никакие сиятельные друзья. Я лично его не знаю. Знаю про него из печати. И со справками знаком. Я медицинскую справку, которая освободила его от службы в армии, подвергаю сомнению. Я не медицина, но подвергаю сомнению.
Бродский: Когда меня освободили как единственного кормильца, отец болел, он лежал после инфаркта, а я работал и зарабатывал. А потом болел я. Откуда вы обо мне знаете, чтоб так обо мне говорить?
Смирнов: Я познакомился с вашим личным дневником.
Бродский: На каком основании?
Судья: Я снимаю этот вопрос.
Смирнов: Я читал его стихи.
Адвокат: Вот в деле оказались стихи, не принадлежащие Бродскому. А откуда вы знаете, что стихи, прочитанные вами, действительно его стихи? Ведь вы говорите о стихах неопубликованных.
Смирнов: Знаю, и все.
Судья: Свидетель Логунов.
Логунов (заместитель директора Эрмитажа по хозяйственной части): С Бродским я лично не знаком. Впервые я его встретил здесь, в суде. Так жить, как живет Бродский, больше нельзя. Я не позавидовал бы родителям, у которых такой сын. Я работал с писателями, я среди них вращался. Я сравниваю Бродского с Олегом Шестинским -- Олег ездил с агитбригадой, он окончил Ленинградский государственный университет и университет в Софии. И еще Олег работал в шахте. Я хотел выступить в том плане, что надо трудиться, отдавать все культурные навыки. И стихи, которые составляет Бродский, были бы тогда
настоящими стихами. Бродский должен начать свою жизнь по-новому.
Адвокат: Надо же все-таки, чтобы свидетели говорили о фактах. А они...
Судья: Вы можете потом дать оценку свидетельским показаниям. Свидетель Денисов.
Денисов (трубоукладчик УНР-20): Я Бродского лично не знаю. Я знаком с ним по выступлениям нашей печати. Я выступаю как гражданин и представитель общественности. Я после выступления газеты возмущен работой Бродского. Я захотел познакомиться с его книгами, Пошел в библиотеки -- нет его книг. Спрашивал знакомых, знают ли они такого? Нет, не знают. Я рабочий. Я сменил за свою жизнь только две работы. А Бродский? Меня не удовлетворяют показания Бродского, что он знал много специальностей. Ни одну специальность за такой короткий срок не изучить. Говорят, что Бродский представляет собою что-то как поэт. Почему же он не был членом ни одного объединения? Он не согласен с диалектическим материализмом? Ведь Энгельс считает, что труд создал человека. А Бродского эта формулировка не удовлетворяет. Он считает иначе. Может, он очень талантливый, но почему же он не находит дороги в нашей литературе? Почему он не работает? Я хочу подсказать мнение, что меня его трудовая деятельность как рабочего не удовлетворяет.
Судья: Свидетель Николаев.
Николаев (пенсионер): Я лично с Бродским не знаком. Я хочу сказать, что знаю о нем три года по тому тлетворному влиянию, которое он оказывает на своих сверстников. Я отец. Я на своем примере убедился, как тяжело иметь такого сына, который не работает. Я у моего сына не однажды видел стихи Бродского. Поэму в 42-х главах и разрозненные стихи. Я знаю Бродского по делу Уманского. Есть пословица: скажи, кто твои друзья. Я Уманского знал лично. Он отъявленный антисоветчик. Слушая Бродского, я узнавал своего сына. Мой сын тоже говорил, что считает себя гением. Он, как Бродский, не хочет работать. Люди, подобные Бродскому и Уманскому, оказывают тлетворное влияние на своих сверстников. Я удивляюсь родителям Бродского. Они, видимо, подпевали ему. Они пели ему в унисон. По форме стиха видно, что Бродский может сочинять стихи. Но нет, кроме вреда, эти стихи ничего не приносили. Бродский не просто тунеядец. Он -- воинствующий тунеядец. С людьми, подобными Бродскому, надо действовать без пощады. (Аплодисменты).
Заседатель Тяглый: Вы считаете, что на вашего сына повлияли стихи Бродского?
Николаев: Да.
Судья: Отрицательно повлияли?
Николаев: Да.
Адвокат: Откуда вы знаете, что это стихи Бродского?
Николаев: Там была папка, а на папке написано "Иосиф Бродский".
Адвокат: Ваш сын был знаком с Уманским?
Николаев: Да.
Адвокат: Почему же вы думаете, что это Бродский, а не Уманский тлетворно повлиял на вашего сына?
Николаев: Бродский и иже с ним. У Бродского стихи позорные и антисоветские.
Бродский: Назовите мои антисоветские стихи. Скажите хоть строчку из них.
Судья: Цитировать не позволю.
Бродский: Но я же хочу знать, о каких стихах идет речь. Может, они не мои?
Николаев: Если бы я знал, что буду выступать в суде, я бы сфотографировал и принес.
Судья: Свидетельница Ромашова.
Ромашова (преподавательница марксизма-ленинизма в училище имени Мухиной): Я лично Бродского не знаю. Но его так называемая деятельность мне известна. Пушкин говорил, что талант -- это прежде всего труд. А Бродский? Разве он трудится? Разве он работает над тем, чтобы сделать свои стихи понятными народу? Меня удивляет, что мои коллеги создают такой ореол вокруг него. Ведь это только в Советском Союзе может быть, чтобы суд так доброжелательно говорил с поэтом, так по-товарищески советовал ему учиться. Я как секретарь партийной организации училища имени Мухиной могу сказать, что он плохо влияет на молодежь.
Адвокат: Вы когда-нибудь видели Бродского?
Ромашова: Никогда. Но так называемая деятельность Бродского позволяет мне судить о нем,
Судья: А факты вы можете какие-нибудь привести?
Ромашова: Я как воспитательница молодежи знаю отзывы молодежи о стихах Бродского.
Адвокат: А сами вы знакомы со стихами Бродского?
Ромашова: Знакома. Это у-жас. Не считаю возможным их повторять. Они ужа-а-сны.

Несколько лет назад в окололитературных кругах Ленинграда появился молодой человек, именовавший себя стихотворцем. На нем были вельветовые штаны, в руках – неизменный портфель, набитый бумагами. Зимой он ходил без головного убора, и снежок беспрепятственно припудривал его рыжеватые волосы.

Приятели звали его запросто – Осей. В иных местах его величали полным именем – Иосиф Бродский.

Бродский посещал литературное объединение начинающих литераторов, занимающихся во Дворце культуры имени Первой пятилетки. Но стихотворец в вельветовых штанах решил, что занятия в литературном объединении не для его широкой натуры. Он даже стал внушать пишущей молодежи, что учеба в таком объединении сковывает-де творчество, а посему он, Иосиф Бродский, будет карабкаться на Парнас единолично.

С чем же хотел прийти этот самоуверенный юнец в литературу? На его счету был десяток-другой стихотворений, переписанных в тоненькую школьную тетрадку, и все эти стихотворения свидетельствовали о том, что мировоззрение их автора явно ущербно. "Кладбище", "Умру, умру..." – по одним лишь этим названиям можно судить о своеобразном уклоне в творчестве Бродского. Он подражал поэтам, проповедовавшим пессимизм и неверие в человека, его стихи представляют смесь из декадентщины, модернизма и самой обыкновенной тарабарщины. Жалко выглядели убогие подражательские попытки Бродского. Впрочем, что-либо самостоятельное сотворить он не мог: силенок не хватало. Не хватало знаний, культуры. Да и какие могут быть знания у недоучки, у человека, не окончившего даже среднюю школу?

http://fragments.spb.ru/brodsky_process_2.html

TIL красные фашисты после второй мировой обращались с немцами не лучше, чем немецкие фашисты с населением оккупированных земель http://expert.ru/expert/2008/30/izgnany_i_ubity/

https://anshakov.livejournal.com/32443.html расстановка точек над сектой победоверов

Академик Павлов во второй части своей лекции применил свою теорию к жизни, впрочем, не вообще к жизни, а почти исключительно к нашей российской революции. Нечего и говорить, какой интерес, да еще в устах учителя представляет это применение...

Оно связано с парадоксальной фазой. Как мы уже видели, здесь прекращается реакция на сильные раздражения, остается реакция только на слабые. Применение этого положения к нашей революции академику Павлову пришлось пояснить примером.

У нас находится на излечении больная с чрезвычайно расслабленной нервной системой. Когда ей показывают красный цвет и говорят, что это не красный цвет, а зеленый, она с этим соглашается и заявляет, что, всмотревшись внимательно, она действительно убедилась, что это не красный, а зеленый цвет. Чем это объяснить? Академик Павлов говорит, – парадоксальным состоянием. При нем теряется реакция на сильный возбудитель. Действительность, действительный красный или иной цвет – это сильный возбудитель. А слова: красный, зеленый и т.д. – это слабые возбудители того же рода. При болезненной нервной системе, при ее парадоксальном состоянии теряется восприимчивость к действительности, а остается восприимчивость только к словам. Слово начинает заменять действительность. В таком состоянии, по мнению академика Павлова, находится сейчас все русское население.

Вообще, – закончил академик Павлов, – я должен высказать свой печальный взгляд на русского человека. Русский человек имеет такую слабую мозговую систему, что он не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действительностью, а со словами.

http://www.novayagazeta.ru/politics/67944.html

25 апреля 1976 года, в половине девятого вечера, Константин Петрович Богатырев, знаток русской и германской поэзии, талантливый поэт-переводчик, отдавший последнее десятилетие жизни переводам Райнера Мария Рильке, друг и горячий почитатель Бориса Пастернака и Генриха Белля, поэт-переводчик, удостоенный рекомендации в Союз Анной Ахматовой, - ранним апрельским вечером 1976 года Константин Петрович Богатырев возвращался из ближайшего магазина к себе домой, в один из многоэтажных корпусов писательского дома на Красноармейской. В руках у него была сумка с бутылкой сухого вина и каким-то печеньем. Не успел он сделать и двух шагов от двери лифта к дверям своей квартиры, как упал на пол, обливаясь кровью, с проломленной головой. Услышав крик, соседи внесли Константина Петровича в квартиру и вызвали "скорую помощь". "Скорая" доставила Богатырева в больницу. После пятидесяти двух суток тяжелых страданий Константин Петрович скончался.

В газетах ни о нападении на Богатырева, ни о смерти известий не последовало: у нас не принято сообщать об убийствах, если они случаются в Советском Союзе, а не в Штатах. Сообщать о смерти писателя и выражать соболезнование семье и друзьям покойного - принято. "Секретариат Московского Отделения Союза Писателей с глубоким прискорбием сообщает о смерти..." В эпитете перед словом "смерть" возможны варианты: безвременной, скоропостижной; возможно также: "после продолжительной и тяжелой болезни - имярек - скончался", и уж непременно; Секретариат "выражает глубокое соболезнование семье и друзьям покойного". Вот обычная формула в тех случаях, когда умирает писатель, член Союза. (Или даже, как мы видели, не Союза, а Литфонда - всего лишь.)

О смерти Богатырева, в нарушение обычая, "Литературная газета" нас не известила и никакого соболезнования никому - ни матери, ни жене, ни сыну, ни многочисленным друзьям - не выразила.

Эка беда! Не все ли равно? Ведь извещением убитого не воскресишь, а соболезнованием родных и друзей не утешишь. Но невольно задумываешься о причине молчания. Думается, причина та, что трудно составить подходящий к случаю текст. В самом деле, как быть? Секретариат "извещает о смерти... имярек... последовавшей после тяжелой болезни"? Не годится: два удара по черепу - это как-никак не болезнь. Написать: "последовавшей после удара по черепу", - нельзя, это значит - известить об убийстве. У нас убийств не бывает. (Конечно, случаются уголовные преступления: например, тот, кто собирает неугодные властям стихи, да еще комментирует их, тот - уголовник.) Как же, спрашивается, быть? Любимый выход - загнать случившееся в небытие, в немоту. И "Литературная газета" промолчала.

Однако замалчивание злодейства, как показывает опыт, никогда до добра не доводит. Оно доводит до самозародившихся или нарочно посеянных слухов. С того апрельского дня 1976 года, когда Константин Петрович, выйдя из лифта, упал в двух шагах от своей двери, мы нигде не прочли:

"В поле зрения КГБ (милиции? прокуратуры? уголовного розыска?) убийца писателя Богатырева, гражданин такой-то, попал в 1975 году, когда он..."

Выследить преступника, обнаружить и задержать его, доказать его вину и осудить за содеянное преступление - это, видимо, гораздо труднее, чем отправить в тюрьму молодого литератора, написавшего к каким бы то ни было стихам какое бы то ни было предисловие.

Розыски начались сразу. Работники следственных органов беседовали с родными, друзьями, знакомыми, соседями Константина Богатырева, с его первой и второй женой, с его сыном, с его матерью, стараясь выяснить, какова была подоплека убийства, основа для нападения. (Ограблен он не был, да и грабить у него было нечего; пьян тоже не был.) Допрашивали в больнице и пострадавшего, в те короткие минуты, когда сознание - или полусознание - возвращалось к нему. Убийц (или убийцу) он не видел, удары по голове были нанесены сзади.

К какому заключению пришло или на чем споткнулось и остановилось следствие?

"Гласность, честная и полная гласность"! А мы до сих пор, вплоть до февраля 1978 года, когда я пишу эти строки, не прочли ни в одной газете, не услыхали ни на одном собрании протокол, который начинался бы знаменательными словами:

"В ходе следствия установлено..."

Ведется ли следствие или прекращено? Что удалось установить "в ходе"? Неизвестно. Ни бывшим, ни теперешним членам Союза.

Когда гласности нет - люди питаются слухами. Самозарождающимися или распространяемыми злонамеренно.

Например, такими.

Лето 1976-го. Выйдя однажды за ворота своего сада, встречаю на главной аллее в Переделкине пожилую даму, переводчицу. Я ее не помню. Она говорит, что бывала когда-то по переводческим делам у Корнея Ивановича. Возможно. Кто только у него не бывал! Идем вместе. Теперь она приехала навестить кого-то из своих друзей в Доме Творчества. Не зная, с кем говорю, - говорю о погоде. Лето нынче позднее, вишни еще не расцвели, а обычно в эту пору они уже отцветают... Внезапно моя спутница делает большие глаза и понижает голос:

• Вы слышали... Богатырев безнадежен... Сначала ему стало лучше... Откуда-то из Германии достали лекарство... Знаете, ведь он всегда был окружен иностранцами... Они и позаботились... Сначала ему сделалось лучше, а теперь - хуже... Вы слышали?

• Да,- говорю,- слыхала. Костя при смерти. Когда случилось несчастье, Лев Зиновьевич Копелев срочно дал знать Генриху Беллю, а тот срочно, самолетом, прислал сюда лекарство. Они ведь были друзьями: Белль и Богатырев. И Копелев... Ведь Богатырев германист. Белль с ним дружил, бывал у него, они переписывались.

• Да... Богатырев вечно был окружен иностранцами... Но, говорят, лекарство не помогло, он безнадежен... А DS слышали ли... (взгляд вокруг и полушепотом), вы слышали, теперь уже известно, кто его убил. Вы слыхали?

Я останавливаюсь. Она тоже.

• Нет, - говорю, - не слыхала. Значит, милиция напала-таки на след? Наконец-то?

• Его убили... сахаровцы.

• Кто-о?

• Сахаровцы... ну, знаете, те, кто поддерживает этого... академика.

• Да что вы за чушь порете! - говорю я, скорее удивленная, чем рассерженная. - Какая чушь! Академик Сахаров - и убийство. (В эту минуту я вижу ясно лицо Андрея Дмитриевича, глаза и крупный рот, слышу медленный голос, и мое первое желание - не прикрикнуть на свою собеседницу, а рассмеяться.) Вы что же, никогда не слыхали, что Сахаров - убежденный враг насилия? Как Мартин Лютер Кинг, как Ганди?.. Да и зачем ему убивать Богатырева? Они были в прекрасных отношениях... Что за чушь!

• А затем, - назидательно разъясняет мне дама, - затем убили, чтобы свалить на КГБ.

http://www.chukfamily.ru/Lidia/Proza/protsess.htm
// когда я перечитываю Лидию Чуковскую, меня преследует мысль, что мы до сих пор живём в 70-х годах. Ровным счётом ничего не меняется.

Научно-теоретическое вредительство не ограничилось одной какой-либо отраслью науки. В экономических науках процветали целые «школы», украшенные такими именами, как Базаров, Суханов, Громан, Рубин, Юровский, Финн-Енотаевский, Кондратьев, Чаянов, Фалькнер и др., щедро распространявшие свои идеалистические и механистические теории, свои научные фальсификации теории стоимости, воспроизводства, денег, сельского хозяйства и т.д. в научно-исследовательских институтах, вузах и т.д. Вредительству в экономике вообще, а в планировании в частности «повезло» — оно было наиболее быстро и сравнительно полно разоблачено, хотя рецидивы его можно встретить и сейчас. Но научное вредительство буржуазной профессуры не ограничилось сферой общественных наук. Правда, в технике, в естествознании и в математике, где силы диалектического материализма несравненно слабее, чем в науках социально-политических, сделано пока еще очень мало для выявления работы ученых-вредителей, но и те отдельные факты, которые известны, с достаточной очевидностью говорят о том, что какой бы абстрактной и «безобидной» на первый взгляд ни казалась та или другая ветвь знания, вредители протянули к ней свои липкие щупальцы. Теплотехника и теория холодильного дела, экономгеография и рационализаторская техника, теория мелиорации, лесного хозяйства и горного дела, техника высоких напряжений и микробиология, счетоведение, статистика и ихтиология, — все они стали поприщем вылазок вредителей, имеющих две цели: во-первых, «научно» оправдать их собственную практику, во-вторых, овладеть подготовкой подрастающей смены работников науки и техники.
В настоящей статье невозможно дать анализ конкретных проявлений теоретического вредительства в отдельных областях техники или естествознания. Этим должны заняться работники данных наук, их усилиями необходимо произвести тщательный критический просмотр всей научно-технической и учебной литературы, чтобы «отделить добро от зла». Было бы, конечно, ошибочно думать, что все написанное вредителями является сплошным вредительством, но потребуется громадный труд, чтобы отобрать из работ вредителей то, что может хотя бы временно остаться без замены.
Понятно, что по своему специальному содержанию вредительские теории, скажем, в ихтиологии (рыбоведении) ничего общего не имеют с вредительством в теории балансоведения, но в конечном счете социальный смысл их один и тот же. Ученые ихтиологи, как, например, Назаровский, «доказывают», что естественные законы размножения рыб таковы, что никак нельзя выполнить пятилетку в рыболовстве, и тут же дают указания о месторождениях отдельных видов рыбы, искаженные так, чтобы, руководствуясь ими, советское рыболовство действительно получало уменьшенные уловы. В балансоведении кладется в основу такая экономическая теория, из которой вытекает, что между СССР и капиталистической страной нет никакой разницы, а также даются такие указания, как например, насчет метода определения товарных остатков, применение которых должно привести к скрытию недостач в дефицитных товарах и тем самым к созданию прорывов.
…
Даже при поверхностном просмотре писаний профессоров-вредителей часто бросается в глаза, что здесь старательно все подкрашено: за цитатой из Маркса следует цитата из буржуазного экономиста, потом снова идет цитата из Ленина, потом выступает на сцену следующий буржуазный ученый и т. д., а читателю предоставляется право выбирать. Не менее характерной чертой, чем грубая подделка под «советский стиль», является исключительное обилие математических вычислений и формул, которыми так и пестрят вредительские работы. Нагромождение сложнейших выкладок и формул, множества диаграмм в виде гармонических и показательных кривых — типично не только для сборников кон'юнктурного института Наркомфина, не только для таких шедевров, как «теория балансового учета» Рудановского (где вопросы балансоведения «решаются» — дифференциальными уравнениями термодинамики), но несомненная гипертрофия математического метода имеется и в таких «узкотехнических» работах, как, скажем, об оценке наиболее рационального направления новых железных дорог (сборник МИИТа) или даже в теории коневодства.
«Материя исчезает, остаются одни уравнения» — эта ленинская характеристика ученой поповщины в современной физике дает ключ к пониманию вредительского пристрастия к математизации любой науки. На самом деле, не станут же вредители писать прямо, что они за реставрацию капитализма, должны же они искать наиболее удобной маскировки. И нет более непроницаемой завесы, чем завеса математической абстракции. Математические уравнения сплошь да рядом придают враждебным социалистическому строительству положениям якобы бесстрастный, об'ективный, точный, неопровержимый характер, скрывая их истинную сущность.
http://www.ihst.ru/projects/sohist/papers/bolshevik/1931/2/73-81.pdf